"В плену у немцев мы были рабочей скотиной..."

На долю Клавдии Николаевны Светиковой выпали суровые испытания
13 августа 1990 года Совет Министров СССР принял постановления № 825 и 812 "О льготах бывшим несовершеннолетним узникам фашизма". С немалым опозданием, но государство все же вспомнило о тех, кого не смогло защитить. О тех, для кого счастливое детство обернулось непосильным трудом, унижениями и страданием.

В Тракторозаводской районной организации малолетних узников фашизма сегодня из двух сотен человек, зарегистрированных при ее создании, до наших дней дожили немногим более полусотни. Клавдия Николаевна Светикова - одна из них. Вот что она рассказала для читателей "ВП".

Мои родители - крестьяне из Саратовской области - приехали в Сталинград на строительство тракторного. Работали много - от рассвета до заката, и все домашние дела рано перешли на меня. Жили мы в двухэтажном деревянном бараке № 581, где сейчас механический институт.

После бомбежки 23 августа в городе решили всех детей эвакуировать, поэтому вещевой мешок всегда держала наготове, носила его как рюкзак. Однажды приехала полуторка, и всех детей стали в нее усаживать, по всему городу детей собирали. Довезли до "тещиной" остановки, это где сейчас "Пл. Возрождения", и остановили всю колонну. На железной дороге разбомбили эшелон с пшеницей, и мы кинулись ее собирать, время уже голодное было. Нас еле собрали, а к переправе уже не повезли. На берегу горели баки "Неф­тесиндиката", нефть текла в Волгу, и она тоже горела, а переправу немцы уничтожили.

Отвезли нас к хлебозаводу № 4, сказали самим добираться домой. Так мы и не эвакуировались.

Труднее всего тогда было еду добыть. Пошла я с отцом и матерью за патокой и попала под бомбежку. Немцы так низко летали, что лица летчиков видно было. Думали, что уже конец нам, когда взрывом нас завалило. Долго так просидели, пока уже немцы дверь не открыли: "Шнель, шнель вег". Мол, быстро, быстро отсюда. Раненых пристреливали, а здоровых погнали сначала на Дзержинку, а потом на Селезнев бугор и на Орловку, где эшелоны стояли. Как скотину гнали.

В Белой Калитве пересадка, народу набили в вагоны так, что дышать нечем. И дети, и пожилые. Сколько ехали - не помню, а как привезли - сразу в баню. Ворота, помню, чудные впервые увидела, у них створки в разные стороны разъезжались. Барак разделили на две половины - мужскую и женскую. В каждой половине человек по сорок. Двухэтажные нары, подстилка - солома, вместо туалета параша у двери.

На другой же день пришли за рабсилой покупатели. Меня и мать с отцом выбрал фабрикант, другим бауер (крестьянин) достался. На фабрике бомбы точили, я стружку на тачке возила. Потом на кухню перевели. Баки мыла, дрова рубила, картошку чистила. Сижу как-то, чищу картошку и заплакала. Фрау Роза, она там главной была, спрашивает, мол, что со мной. А мне обидно за своих: картошку чистим для французского и австрийского бараков, а нашим только кожура да брюква достаются. Я-то на кухне могла поесть, а остальные? Все, что было у русских, так эта брюква да зеленая роба с буквами ОСТ. И колодки наши деревянные никогда не забуду, всегда ноги в крови от них.

Каждое утро в семь часов - "ауфштеен", подъем, значит. Построили по три и на работу. Однажды увидели немцев в шортах - парня с девкой, засмеялись. А они услышали, что мы смеемся. Вечером пришли искать, кто смеялся, и палками нас отлупили. Полицаями два немца служили, которым переводчица помогала, противная, без пальцев на одной руке. Им тоже только повод дай, чтобы нас лупцевать.

А между собой мы общались мирно, и даже там жизнь брала свое. Уже после войны узнала, что моя землячка Шура Епихина в бараке с будущим мужем познакомилась. Они на Красном жили, двух детей родили.

Однажды вечером замечаем, что наших полицаев нет. И собак нет. И в деревне никого. Потом танкетки появились, оказались американскими. Это уже апрель 45-го был. Мы с американцами, правда, недолго пробыли, я их даже не увидела. Покормили нас и через Одер к нашим отвезли. Встретили нас хорошо, "Катюшу" завели, только вещи у нас поотбирали, что мы в брошенных немецких домах нашли.

Когда привезли на Родину, три месяца нас в лагерях держали, проверяли. Но если военные, особисты нормально относились, то от обычных людей нам досталось. Мне 18 лет, а все немецкой подстилкой называли. А за что? За то, что меня в Германию силой угнали, унижали, как с рабочей скотиной обращались? Куда ни пойдешь, везде справку предъявляешь, а в ней сказано - была в Германии.

Сколько лет прошло, пока жить нормально начала, потом семья появилась, дети... Спасибо, что выслушали меня. Пусть люди знают, что нам пришлось пережить.

Фото автора.

Читайте Волгоградская правда.ру в:

Поделиться в соцсетях:

нет