А когда прочитал первое письмо, остановиться уже не мог, так поразили его фронтовые треугольнички.
О чем писали родным солдаты Великой Отечественной, Владимир рассказал нашему обозревателю Анатолию ЛЮБИМЕНКО.
Герой или предатель?
– Письма фронтовиков, как это ни странно, мне действительно предложили в обмен на марки, – рассказывает Владимир Спиридонов. – Когда спустя десять лет после той встречи в Бишкеке я развернул первое письмо, то был просто потрясен!
Так совпало, что в это время отмечалась очередная дата подвига панфиловцев, и мне показалась знакомой одна из фамилий на конверте. И точно – в моем альбоме есть письмо, в котором политрук полка Мухамедьяров в январе 1943‑го поздравляет супругу одного из панфиловцев Ивана Добробабина сначала со вступлением в партию Ленина – Сталина, а затем – с днем рождения.
И служила она в той же Панфиловской дивизии, что и муж, была отмечена боевыми наградами. Как выяснилось, получив на мужа похоронку, Ольга Филипповна ушла на фронт.
Как известно, Иван Добробабин был одним из тех, кого считали погибшим в бою под Дубосеково, он получил звание Героя Советского Союза посмертно. Однако, как выяснилось позже, он не погиб, а был контужен, попал в плен, бежал, вернулся в родное село на Украине, где стал старостой. После освобождения Украины от немцев скрыл свое прошлое, вновь был призван в ряды Советской Армии, воевал, заслужил боевые награды.
В 1944 году, узнав о присвоении ему звания Героя Советского Союза, подал в политуправление дивизии рапорт о выдаче причитавшихся ему наград.
Но в 47-м чекисты вскрыли историю его сотрудничества с немцами, лишили звания и наград, отправили на 15 лет в лагеря. В 1955 году ему сократили срок и освободили. Вплоть до смерти в 1996 году Добробабин пытался вернуть себе доброе имя и награды, но тщетно.
«Пиши мне, пожалуйста, чаще»
С тех пор я каждый день читал фронтовые письма. Наспех написанные химическими карандашами или чернильными ручками, они никого не оставят равнодушным.
Их с нетерпением ждали в тыловых городах и поселках, до дыр зачитывали на передовой, над ними рыдали от счастья в освобожденных от оккупации районах. В них нет описаний сражений и тягот военных будней. Солдаты спрашивали, как дела дома, писали о том, как скучают по родным местам, по семье. Неудивительно, ведь эти треугольники связывали бойца с родными и близкими, которые его помнят и ждут. Приветы посылали, стараясь никого не забыть. Чуть не каждое второе письмо заканчивается словами: «Пиши мне, пожалуйста, чаще».
Эти «треугольнички надежды» жестко контролировались для сохранения военной тайны. Их внимательно изучали специально созданные отделы, тщательно анализировали, чтобы в итоге сделать вывод о состоянии боевого духа, о решимости солдат насмерть стоять за свои убеждения.
Любые спорные места вымарывались черной краской. После чего на почтовые отправления ставился штамп «Проверено военной цензурой». Но в моих письмах замазанные цензором слова встречаются редко.
«От Сталинграда не осталось ничего…»
– Меня впечатлило письмо от 4 февраля 1943 года, – продолжает Владимир Спиридонов. – 2 февраля завершилась Сталинградская битва, а 4‑го автор пишет жене в поселок Белые Пруды Вязовского района (ныне Даниловский): «...Поздравляю с освобождением твоего областного центра, а для всего мирового человечества (прогрессивного, конечно) и для всей мировой истории Великого борца...»
Тогда мало кто понимал, что на самом деле произошло в Сталинграде, а он понимал. Кстати, позднее по адресу полевой почты я установил, где воевал этот офицер.
В одном из боев на Дону он под обстрелом сумел переправить тяжелое орудие через реку, за что был награжден медалью «За отвагу».
А вот, например, чем делится в марте 1943‑го со своей знакомой военпред Корявко, добравшийся поездом до Сталинграда:
«...Немного о восьмидневном пути. Нужно сказать, что доехали хорошо в сравнении с другими. В вагоне на меня перевернулся фонарь с бензином, хорошо, что я не растерялся. Правда, с руками нехорошо. Волосы тоже пришлось в Ртищево снять под машинку. Ибо получилось очень много весенних прогалин на голове. В общем, хорошо доехали...»
И его впечатления от разрушенного города:
«...Когда подъехали к станице Качалинской, тут уж совсем не до красоты. Вдоль дороги не найдешь живого места. И так до самой Сарепты. Едешь – и издали видно, как будто город стоит или деревня.
Подъезжаешь ближе, а это немецкие танки, машины, самолеты… Прямо не веришь своим глазам. От Сталинграда не осталось ничего… Хоть бы один дом был цел – нет такового.
Что сволочи сделали из цветущего города! Здесь до черта фрицев – их заставляют работать. Только одно меня поражает: почему к ним так хорошо относятся?»
«Эти странички – живые»
В чем ценность таких писем? В том, что в них – все настоящее, пережитое. Этим они отличаются от воспоминаний, когда люди приглаживали реальность, многое додумывали. А эти странички – живые, люди писали о том, что видели и пережили буквально несколько часов назад.
Письма могут многое рассказать о людях, поэтому у меня уже готово к изданию продолжение начатой серии. Стоит только начать, и становишься настоящим исследователем. Тем более что артефактов становится все меньше, и хочется хотя бы в таком виде сберечь их для потомков.
Мы жили и не замечали, что живем среди героев. Наши отцы и деды, родные и соседи, пережившие войну, не любили вспоминать эти страшные годы. Теперь за них это сделают их письма…
Поделиться в соцсетях:
нет
Добавить комментарий