– Газетный цех не зря считают вредным производством. Журналисты – в одном ряду опасных профессий с шахтерами или сталеварами. А уж сегодня – тем более…
Не хочется сегодня о грустном, но вспоминаются мне товарищи-коллеги, которых погубила рюмка… Николай Золотарев. Умница, в «Сталинградской правде» писал с конца 30-х годов. После войны трудился в сельхозотделе, мог за один присест выдать целую полосу толковых материалов. За день выкуривал две-три пачки «Беломора», усталость, копившуюся день ото дня, топил в вине. Несколько раз снимали его за то с работы, пока не сняли насовсем. С тем ушел из жизни в 1955 году. Увы, трагическую судьбу Золотарева разделили многие талантливые журналисты. «Пахавшие» и больше, и лучше многих трезвенников, они сегодня редко вспоминаются на журналистских торжествах. Кто помнит, тот знает, о ком я сейчас. Давайте помянем этих блистательных тружеников.
Но в жизни горе и смех всегда рядом. Однажды некий линотипист-шутник решил проверить бдительность коллег и исказил нарочно текст одной фразы. Несмотря на то, что гранки газетной страницы вычитывали после корректоры, дежурный по номеру, редактор и так называемая «свежая голова» (специальный дежурный, являвшийся в редакцию под вечер для вычитки гранок), утром следующего дня читатели увидели в газете фразу: «…недобитые фашистские морды» вместо, соответственно, «орды». Ошибки подобного рода вообще имели свойство преодолевать любые барьеры… В одном из сельскохозяйственных обзоров наш коллега выдал: «камышане опережают своих соседей-ольховцев на полтора яйца…» Один из собкоров в корреспонденции о борьбе с ящуром утверждал, что наряду с другими животными этой болезнью заразились… лошади. По-лошадиному ржали все читатели – ведь ящуром болеют только парнокопытные животные! Автору, конечно, было не до смеха… А когда Павел Максимов написал фельетон о приблудившейся к доярке корове, которая впоследствии стала рекордисткой в районе, над материалом посмеялись в редакции и отправили его… в корзину. Между тем в скором времени этот фельетон напечатал «Крокодил», и в редакции «Волгоградки» начальство загрустило, а Максимов смеялся последним.
