Слабослышащие волгоградские легкоатлеты уже приучили нас к тому, что с соревнований без медалей они не возвращаются. А ведь так было не всегда. До 2006 года в нашем регионе даже не знали о сурдлимпийском движении в королеве спорта. Зато уже в 2009-м мы завоевали сразу две медали на Играх в Тайбэе – Алексей Савостин стал вторым в прыжках в высоту и с мировым рекордом праздновал победу в тройном. Его по праву можно назвать первопроходцем этого направления. Алексей и по сей день является одним из ведущих легкоатлетов-сурдлимпийцев России, даже несмотря на то что на очередные Игры, которые состоятся в этом году, отобраться ему не удалось. О причинах этого, а также о главных этапах своей выдающейся карьеры Алексей рассказал корреспонденту «СПОРТ-ТАЙМ».
«Магия чисел»
– Сейчас ты тренируешься под руководством мамы. Каково это?
– Определенные сложности, конечно, возникают. Роли тренер – спортсмен и мама – сын все-таки различны, а моя мама еще и руководитель спортшколы. Поэтому иногда бывает тяжело. Но в целом справляемся, даже несмотря на мой непростой подчас характер, ей удается держать меня в узде, подбодрить, если я вдруг приуныл.
– С учетом того, что у тебя легкоатлетическая семья, путь в этот вид спорта, видимо, был предписан?
– Наверное, да. Еще так получилось, что мы все в одном виде: мама прыгала в высоту, сестра пошла по ее стопам, а потом и я. Тройной мы с Борисом Николаевичем (Горьковым, заслуженным тренером России. – Прим. авт.) впервые попробовали только в 2006 году.
– И спустя три года на Сурдлимпиаде в Тайбэе ты установил мировой рекорд в этом виде.
– Да, это были мои первые Игры. А рекорд ведь держался целых 40 лет! Не знаю, как долго останется непобитым мой, но пока его никто не достиг. Вообще это было что-то чудесное. Превзошел личный рекорд на полметра – с 15.01 сразу перескочил на 15.51. Магия чисел в этот день явно была на моей стороне. Происходило все 12 сентября, на груди у меня висел номер 1212, а тут еще и рекорд в виде зеркального числа.
– То есть не ожидал, что установишь рекорд? –
Пожалуй, да, это было несколько внезапно, если учесть, сколько событий предшествовало той Сурдлимпиаде. 15 июля, за полтора месяца до Сурдлимпиады и за 10 дней до чемпионата России, я сломал руку. Пропустить национальный форум, несмотря на уже выполненный к этому моменту норматив, не разрешалось: сказали, что отбираться на Сурдлимпиаду через чемпионат должны все.
Легкоатлетический Носов
– А выступать со сломанной рукой разрешили?
– Мы никому об этом не сказали. Когда пошли в травмпункт, Борис Николаевич увидел плакат, на котором рассказывалось о пластиковых гипсах. Сначала мне наложили обычный – с ним на тренировках особо руками не помашешь. Потом все-таки решили поставить пластиковый. Нашли, где купить, пошли к врачу. Она призналась, что никогда не работала с таким материалом, но видела, как это делается.
– И что было дальше?
– Дальше все было еще веселее. Пластиковый гипс выглядит примерно как простой эластичный бинт. По технологии его сначала наматывают тебе, а потом охлаждают, и так он затвердевает. Врач сделала все наоборот – охладила, а потом наложила. В итоге рука у меня под гипсом болталась, пришлось искать другого специалиста, имеющего опыт работы с этим материалом. Благо нашли, он все сделал как положено. На чемпионате мы всем говорили, что у меня просто ушиб, поэтому рука забинтована. Пришлось, конечно, отказаться от высоты, зато в тройном все получилось. Я приземлялся на правую сторону, а сломана была левая рука.
– Сразу вспоминаю дзюдоиста Дмитрия Носова, выигравшего бронзу Олимпиады-2004 со сломанной рукой.
– Да вот и мне кажется, что не сломал бы я тогда руку, то и не выиграл бы ничего. Сломанная рука как-то подстегнула, да и по технике она мне более правильное движение поставила. Ну а в самом Тайбэе я и в высоту, и тройным прыгал, причем проходили виды одновременно, бегал из одного сектора в другой.
«Два пути»
– Что не получилось на последнем чемпионате России?
– Возникли проблемы с разбегом. Из-за этого в протоколе у меня пять подряд «крестов» – во всех попытках допустил заступы, кроме шестой. Причем в пятой была довольно спорная ситуация, тренер не сомневался, что я попал в планку, но судья показал красный флаг. В заключительной же попытке пришлось всеми силами стараться не заступить, в итоге норматив не выполнил, на Игры, увы, не отобрался.
– А как у тебя появились проблемы со слухом?
– В раннем детстве диагностировали заболевание почек, выписали сильнодействующий антибиотик, он и дал последствия в виде частичной потери слуха. Первой неладное заподозрила бабушка, когда мне было года три с половиной. Заметила, что внучок постоянно подходит к телевизору, прислоняется ухом, да еще и не разговаривает. Тогда и отправились в сурдоцентр, там и выявили нейросенсорную тугоухость. Маме сказали: выбирайте два пути – либо в интернат для глухих его отправляйте, либо учите говорить.
«В сборной отнеслись с недоверием»
– Судя по всему, выбрали второй путь?
– Конечно. Нашли сурдопедагога, и благодаря кропотливому труду меня научили говорить. В 8 лет пошел в обычную школу, затем в институт, а в этом году уже получил второе высшее образование. В спорте глухих я оказался в 2006-м. Борис Николаевич был в Москве, увидел, как тренируются слабослышащие ребята. Подошел к тренеру, все разузнал. И в том же году мы с мамой поехали на чемпионат России в Саранск. Стали в волгоградской легкой атлетике первооткрывателями в этом направлении, хотя тот факт, что я не знал жестового языка, доставлял определенные неудобства.
– Какие?
– Я ведь рос и тренировался со слышащими, постоянно общался с ними, а потому не чувствовал никаких ограничений. Говорить могу, слуховой аппарат позволяет нормально слышать, поэтому необходимости знать жестовый язык не было. А тут я оказался в среде, где все общаются на нем. И в команде меня не особо принимали, считали, что нет у меня проблем со слухом, и аппарат – это подстава. Хотя с собой у меня были все аудиограммы с самого детства, подтверждавшие мой диагноз.
– В итоге изучил жестовый язык?
– С ребятами в команде уже могу общаться, но в полной мере не выучил. Это довольно непросто. Одно дело, когда ты с детства жестами вынужден общаться, а другое, когда привык говорить и слышать других. Кстати, у многих слабослышащих проблема в том, что они не хотят учиться говорить. Меня как-то попросили выступить в школе-интернате для глухих, мотивировать ребят на то, чтобы они не зацикливались на общении жестами – для этого есть все условия. А то приходят, слуховые аппараты складывают в ящик и погружаются в жестовый язык. Я же считаю, что нужно познавать окружающий мир, больше контактировать с ним. И многие действительно не верят, что у меня проблемы со слухом.
