То, что Евгений Евтихиевич пережил, будучи ещё совсем юным, навеки отпечаталось в его сознании - жизнь под фашистской оккупацией, партизанское подполье, наконец, подневольная работа на врага в трудовом лагере в Нюрнберге, куда его, как и сотни советских людей, угнали под дулом автомата... А после Великой Победы и возвращения - неприветливая родина, с подозрением отнесшаяся к бывшему пленнику.
Ветеран рассказал "ВП" о своей жизни в годы Великой Отечественной войны и разрешил опубликовать на своих страницах стихотворение "В руинах Сталинграда", которое посвятил городу, ставшему для него родным.
«Гутен морген, папа!»
Осенью 41-го немцы ворвались в Ростов, где он тогда жил, но уже через несколько дней их выбили из города. После этого Женя подал заявление о вступлении в комсомол, надеясь, что теперь-то уж точно возьмут в армию, но учитель истории из его школы отговорил: «У тебя будет особое задание». И когда фашисты в 1942-м снова вошли в Ростов, 16-летний Женя Талалин стал связным партизанского подполья.
– Память у меня всегда была хорошей, – говорит ветеран. – И тут она пригодилась. Я получал задания, о выполнении которых регулярно докладывал. В основном собирал информацию о военной технике в городе, передавал записки от одного члена нашей группы другому. Чтобы втереться в доверие к немцам, приходилось порой работать под дурачка: пускал слюни от восторга перед их техникой, восхищался немецким порядком.
Трудно сказать, как дальше могла сложиться жизнь юного связного, не окажись он жертвой очередной облавы: хватали молодежь для оправки на подневольный труд в Германию. Так Женя оказался в небольшом лагере для подневольных работников близ Нюрнберга. Занимались большей частью восстановлением паровозного депо, которое американцы то и дело бомбили. А вечерами Женя Талалин занимался своим главным делом: читал в бараках для рабочих стихи собственного сочинения, посвященные войне, сражению с ненавистным врагом. Читал исключительно по памяти. Если бы немцы при обыске стихи обнаружили, автору несдобровать. За куда меньшую провинность лупили, невзирая на пол и возраст.
– При выходе из лагеря на работу мы обязаны были приветствовать начальника лагеря Шварца с улыбкой: «Гутен морген, папа!», – рассказывает Евгений Евтихиевич. – Кто забывал это сказать или делал недостаточно выразительно и громко, получал удар по шее резиновым шлангом со стальным тросом внутри. На шее моментально вздувался розовый рубец, который болел в течение двух-трех суток в зависимости от гнева «папы».
Немцы, надзиравшие на стройплощадках, жестокостью не отличались. Большей частью это были пожилые бюргеры, некоторые из них во время Первой мировой побывали в русском плену, и отношения с ними складывались вполне нормально. А вот молодые немки, потерявшие на Восточном фронте мужей, ненависть не скрывали. Тем более мальчишки, искавшие любой повод, чтобы оскорбить или унизить невольников. Правда, в конце 1944-го – начале 1945 года их мамаши уже поняли, к чему дело клонится, и одергивали сыновей, чтобы русских не злить.
Благосклонная судьба
– О том, что происходило на фронте, мы в целом были в курсе, – говорит Евгений Евтихиевич. – Недалеко от нас был барак для военнопленных, и мы часто работали по соседству. В условленном месте капитан оставлял записку о событиях на фронте, я потом рассказывал нашим о ее содержании. Мы же, в свою очередь, находили возможность поделиться своим скудным пайком с военнопленными, которым приходилось несравненно тяжелее, чем нам.
Воспользоваться тяжелым положением советских людей пытались власовцы, не раз наезжавшие в лагерь, чтобы пополнить свои ряды. Но ни один человек не поддался на их уговоры и не вступил в ряды армии предателей.
Тем обиднее было для многих происходившее после войны, когда уже в Германии энкавэдэшники приступили к допросам насильно вывезенных в Германию людей. В каждом они подозревали шпиона, прислужника фашистов…
Но к 19-летнему юноше судьба оказалась благосклонной. На очередном допросе он вспылил и рубанул смершевцу: хватит издеваться, хотите посадить – сажайте! Офицер рассмеялся, и разговор пошел совсем на других тонах. Узнав, что юноша стихи пишет, в театральном кружке занимался, капитан предложил ему стать директором театра, который будет в госпиталях и воинских частях представления давать.
Свет не без добрых людей
По возвращении в родной город Евгению все же пришлось почувствовать на себе, что такое быть человеком с «подпорченной биографией». Вместе с товарищем поступили они в железнодорожный техникум, но 1 сентября себя в списке зачисленных не увидели. Учитель истории, который был его руководителем в период подпольной работы, отправился в техникум, чтобы рассказать о заданиях, которые выполнял его ученик, и Талалина вместе с прия телем тут же восстановили.
Через год после начала учебы у Евгения после перенесенных испытаний парализовало ноги. Но свет не без добрых людей. Секретарь парторганизации взял шефство над молодым поэтом, чьи стихи ему так понравились. Помог с одеждой – выделил списанную форму железнодорожника, с питанием – картошки подбрасывал голодающей семье. А самое главное – дважды отправлял на лечение. И если одесские врачи не смогли помочь, то на кавказском курорте началось выздоровление.
После окончания техникума Евгений Евтихиевич несколько лет трудился на Украине, где восстанавливал и строил железнодорожные пути, мосты. А после завершения учебы в Ленинградском институте инженеров железнодорожного транспорта приехал в Волгоград и устроился на работу в трест «Приволжтрансстрой», где и проработал всю жизнь.
В РУИНАХ СТАЛИНГРАДА
Бой кончился. Итог печален:
Одни развалины кругом…
Солдаты молча наблюдали За притаившимся врагом.
Внезапно выйдя из подвала,
Держа ребенка на руках,
Завернутого в одеяло
Небрежно, словно впопыхах,
Блестя безумными глазами,
В невзрачном платье, босиком,
С растрепанными волосами
Через завалы прямиком
Шла женщина, еще девчонка,
Кивая странно головой.
И вдруг расхохоталась громко,
Солдат увидев за стеной.
Но тотчас голос стал печальным:
– Ошиблась, этот дом – чужой.
Весь день я пряталась в подвале,
И мой Алешенька со мной.
Он у меня один сыночек.
Хотите? Покажу я вам.
Послушайте, как он лопочет.
Не смейте трогать! Не отдам!
Под одеялом на заплатках
Торчала куклы голова.
Переглянулись лишь солдаты:
Застыли звуки и слова.
Погладив куклу по головке,
Пропела хрипло: – Спи, родной!
Присев на корточки неловко,
Прижалась снежной головой.
– Он славный мальчик, – прошептала,
Спокойно спит Алешка мой, –
Поправив нежно одеяло,
Сказала: – Ну пошли домой!
С тоской смотрели вслед солдаты,
Как уходила она прочь,
Как будто были виноваты,
Что не могли ничем помочь.
Атаку немцы начинали…
Сквозь грохот пушек и гранат,
Как гром, слова бойцов звучали:
– Не отдадим мы Сталинград!
Поделиться в соцсетях:
нет
