«Русский» и «духовность» – эти слова Кормухина сегодня любит и ставит между ними знак равенства. На пресс-конференции перед концертом певица рассказывала о своем особом пути. Вопросы журналистов с трудом пробивались в ее эмоциональный монолог.
– Ваша программа называется «Я падаю в небо». Почему?
– Эту программу я вашим зрителям уже показывала, сейчас ее волгоградцам пою «на бис». «Падаю в небо» – у меня альбом так называется, а в нем важная для меня песня, где есть такие слова: «Бескрылым не дано понять, Что невозможно не летать. Для тех, кому вся жизнь один рывок – в бесконечность. Я сердцем измеряю путь, И стоит руку протянуть. И как цветок передо мной раскроется вечность…» Жизнь – это полет. Мне нравится вот это: надо быть, как колесо, когда одна только точка находится на земле, остальные идут к небу. Я чувствую себя солдатом невидимой войны. Своей музыкой изгоняю бесов, прежде всего, своих.
– Судя по вашим многочисленным интервью, поворотную роль в вашей судьбе сыграл святой старец – отец Николай Гурьянов с острова Залита под Псковом.
– Я видела многих известных духовников, но такого, как отец Николай, – препростого – не встречала ни одного. Он чудеса творил на наших глазах: исцелял, среди ясного неба вызывал дождь молитвой. Приходят к нему: «Батюшка, дождя нет уже месяц на острове, все огороды позасыхали» – «А надо?» – «Надо, батюшка!» – «Ну, пошли!» – он десять шагов делал к выходу из кельи – и уже начинали капать капельки, хотя только что на небе не было ни облачка. Ни воздеваний рук к небу или чего-то подобного, что делают экстрасенсы по телевизору, – все буднично. Он поражал своей простотой, и сколько в ней было величия!
Другой случай: у него в келье летом развелись мухи, но он такой был, не разрешал их истребить. А служительница, когда он ушел, взяла и всех мух перебила. Отец Николай вернулся, сразу все понял. Но спросил без гнева, кротко: «А музыка-то где?» Представляете?
– Когда мы услышим вашу новую программу «Территория любви»?
– 1 марта в "Крокус Сити Холле", остальное зависит от волгоградских продюсеров. Песни написаны вместе с мужем Алексеем Беловым, лидером легендарного Gorky Park.
– Ваше отношение к симфонической музыке?
– Люблю Pink Floyd, Queen, но они так не насыщают, как симфоническая музыка. Только она делает сытым. В мире самыми популярными являются русские композиторы, они занимают первые строчки плейлистов всех радиостанций, и только на четвертом и пятом – Бах, Моцарт.
Моя подпитка – это Первый концерт Чайковского. Второй концерт Рахманинова. Весь Мусоргский. Их нет сейчас в аудиопространстве. Это не просто так. Нас этого лишили намеренно.
Музыка – это молитва без адреса. Красиво и точно сказано, правда же? Но, честно говоря, я вернулась не для того, чтобы изменять русскую эстраду. Для меня мои песни – это возможность поднять тему, которая во мне болит.
– Не хотелось избавиться от фирменной хрипотцы в голосе?
– После Бога, Родины и семьи я люблю поорать (смеется). Я росла в тех краях (Нижний Новгород. – Ред.), где учились петь Шаляпин и Горький. Выходила на откос и давала волю голосу. Там, где слияние Волги и Оки, до другого берега не докричаться, а хотелось… Для меня поорать – это не значит кричать громким голосом, а от всего нутра, от всей души выплеснуть из себя все, что мы в повседневной жизни загоняем внутрь. Однажды встречаю отца Ивана Охлобыстина. Он мне, картавя: «Сестрра, не бросай петь хриплым голосом» (смеется). И Лешка (муж. – Ред.) меня за это любит.
DNG
