Мой брат
С него-то все и началось. Семья у нас была благополучная, мы тогда жили в Нижневартовске. Мама с папой работали нефтяниками, воспитывали меня и моего брата Сергея, который был на шесть лет старше меня. Сергей сидел на героине, к нам постоянно приходили какие-то компании, торчали вместе на кухне; я выгоняла их из дома, выгоняла брата, даже била его. Мне тогда лет 12 было.
А потом стало любопытно. Пакет с порошком он прятал в шкафу между вещами. Достала и понюхала. Так и подсела. Было прикольно и казалось, что это круто. Не помню, как брат выяснил, что я нюхаю героин, но потом мы стали употреблять вместе.
Укололась, когда порошка под рукой не оказалось, был только раствор. Тогда решила, что никогда больше эту гадость не вколю: тошнило после дозы ужасно. Но примерно через полгода я встретила бывшую одноклассницу в общей компании. Она была под кайфом. Посмотрела на нее и решила: ничего страшного, переживу. И понеслось.
Под героином свои эмоции ты не контролируешь. Может запросто показаться, что кто-то не так посмотрел, сказал не с той интонацией, и ты уже орешь на незнакомого человека, устраиваешь безобразную истерику какой-нибудь продавщице в магазине. Потом приходишь домой и становится очень стыдно. Однажды мою двоюродную сестру избили парни из компании, где не употребляли наркотики. Она туда «под кайфом» с друзьями-наркоманами пришла. Неделю ходила с синим лицом. Наверно, то же что-нибудь «показалось».
С дилерами обычно связывались так: звонишь, тебе говорят, кому отдать деньги, а этот человек уже объясняет при встрече, где находится товар. Обычно дозы оставляли в подъездах за трубой, под подоконником, в почтовых ящиках. Иногда засовывали в пачку из-под сигарет и, смяв ее, бросали на дорогу. Или в какую-нибудь урну вонючую. Как бы не было противно, как бы отвратительно не выглядело – стоишь, копаешься. В голове только одна мысль – наркотик.
Мои родители
На втором курсе меня отчислили из университета. Я мечтала стать педагогом, поступила на бюджет, училась, а когда плотно села на героин, естественно, было не до этого. Жила тогда с мамой и папой. С утра они уходили на работу, а я отсыпалась до обеда после очередной вечерней прогулки. Мне кажется, они до последнего не знали о пропусках занятий. Или не хотели знать.
Если мама начинала задавать вопросы, строила из себя дурочку, кричала «да что ты такое говоришь!»
Потом, когда все стало очевидно, мама пыталась вытащить меня, то злилась, то плакала, папа же только иногда ругался. Мне кажется, он не мог до конца поверить в то, во что я превратилась. Ведь я росла, училась нормально, была боевая девчонка, строила грандиозные планы...
Все эти восемь лет всякий раз, когда требовались деньги, я придумывала невероятные истории, и в каждую из них они то ли верили, то ли надеялись, что это правда, но... наркотики мне оплачивали родители.
Сейчас я думаю, что ошибка моих родителей была в излишней жалости и слепой любви ко мне. На самом деле, нужно быть жестокими, отобрать у ребенка-наркомана все и выгнать на улицу, чтоб человек не строил иллюзий, чтобы осознал, что этот путь его ведет к гибели.
Мои мужья
Мне было 17 лет, ему – 23, но родители не были против наших отношений. Я тогда только начала колоться и, видимо, они наивно полагали, что брак образумит меня.
На самом деле, супруг тоже употреблял героин, но гораздо большим его пороком было пристрастие к алкоголю. Мы стали жить в отдельной квартире. Я не могла даже бутылку пива в холодильнике оставить, он сразу выпивал. Он пил мои духи. Я пыталась вытащить его из этой ямы, мой отец устраивал его на работу. Я умоляла его не пить хоть десять дней смены, но он не мог удержаться. Напившись, устраивал драки, и его снова выкидывали.
Спустя пять лет я развелась с ним. Через год или полтора после этого он умер: то ли сердце, то ли пьяный на улице замерз.
Меня отец тоже на работу устраивал, но там я не задерживалась. Могла прийти с опозданием, уйти раньше. Или отправиться на обед часа на три. В это время я встретила второго супруга. Употребляли вместе героин. Родительских денег не хватало. Стала закладывать золото и ценные вещи, не выходила из ломбардов. Мобильные меняла по три-четыре раза в год. Все было безразлично, хотелось одного – уколоться. И вдруг наступил период, когда во всем городе исчезли барыги. Героина не было. Мы умирали. И как-то в компании появились люди, предложившие сварить «крокодил».
Мой ребенок
В то время я узнала, что беременна. Ребенок стал для меня надеждой на будущее, но только в моих мечтах. Я представляла себя, мужа и нашего малыша и колола дезоморфин. Когда героин появился снова, уже было жаль тратить на него деньги. Мы покупали лекарства, растворители и шли в квартиру.
Ощущения от героина и дезоморфина практически одинаковы. Разница в том, что «крокодила» хватает всего на пару часов, а затем начинается ужас. Все болит, голова трещит, сил нет, во всем теле – ломота и разбитость, тошнота ужасная. У моей подруги и еще у некоторых знакомых появились розово-фиолетовые пятна, через несколько дней кожа буквально расползалась, это были незаживающие гниющие раны, язвы.
Не знаю, какое чудо спасло от этого нас с мужем. Может, мы готовили относительно стерильно, может, потому, что родители еду приносили.
Иногда мы по трое суток не спали. Варили, кололись, кайфовали, снова варили, снова кололись. Если и говорили, то только о наркотиках. Вспоминали, как было здорово раньше, когда сидели на героине.
Ребенок родился мертвым. Врачи сказали, что для наркоманки это нормально. Сутки я отлежалась в больнице и сбежала. Хотелось уколоться, хотелось побыстрее умереть.
Моя жизнь
Я ждала смерти, но она пришла к брату. Приехали родители. Они к тому моменту вышли на пенсию и жили в Жирновске. Мама, когда меня увидела, разрыдалась. Я тогда изменилась сильно, вся высохла, абсолютно худая была, зубы сгнили, волосы стали непонятного оттенка и начали выпадать, вены пропали. Я была похожа на мумию.
Они забрали нас с мужем, заставили пройти детоксикацию. Он сейчас в Саратове, я в Волгограде – близким, вместе употреблявшим наркотики, нельзя проходить реабилитацию вместе. Я уже полгода держусь, и он тоже. Но только через год мы сможем увидеться. И после этого нужно будет постоянно работать над собой, потому что наркомания не лечится.
Тут, в центре «Альтернатива», программа строится на том, чтобы вынудить пациента признать свою болезнь, признать, что он давно ничего не контролирует. Я как раз прохожу этот этап. Может быть, поэтому вам могло показаться, что мне было легко рассказать о случившемся со мной. Но... Я до сих пор не понимаю, почему мне удалось выжить.
